Умирать — в крайнем случае - Страница 76

То ли вышеупомянутая мисс сумела распалить воображение старого Дрейка, то ли, наоборот, навеяла на него сонливость, но как только кончился номер, он, отечески потрепав бедную эмигрантку по плечу, сказал:

— Пошли, дитя мое… Дома, если мне не изменяет память, тоже найдется шампанское… На что-нибудь другое лучше не рассчитывайте, но шампанское найдется…

Чтобы сдержать данное Линде обещание, я постарался в этот ранний утренний час покинуть дорогую сердцу Дрейк-стрит и поискать себе пристанище подальше от нее, в квартале Ковент-гарден, конкретнее — в квартире мисс Грей.

Уже светает, и площадь, где братски сожительствуют Королевская опера и цветочные ряды, еще пуста, если не считать стоящего на углу полицейского в темном шлеме, который бросает на меня беглый взгляд, чтобы определить степень опьянения.

Я не пьян, а если и пьян, то не от виски, а от бесконечных монологов Дрейка, за которыми нужно следить очень внимательно, несмотря на всю их монотонность, чтобы не упустить в потоке обильного пустословия какой-нибудь намек, заслуживающий серьезного внимания.

— Похоже, вы просто без ума от этого человека, — говорит Линда, открывая мне дверь. — Я начинаю подозревать в вас мазохиста.

— Мазохиста? — переспрашиваю я, входя в теплое, уютное помещение и ступая по белым шкурам, которыми устлан пол. — Я такая же жертва, как и вы. Но отнюдь не мазохист…

— В таком случае не остается ничего другого, как предположить, что у вас железные нервы.

— Нервы, дорогая, вещь стоящая. Во всяком случае, когда хочешь уцелеть. Должен вам сказать, что накануне вечером вы вели себя очень неразумно, я бы сказал даже — опасно неразумно.

— А что мне оставалось делать? Упасть к его ногам?

— Тянуть с ответом, как я вам советовал. Тянуть и тянуть.

— Это можно делать день или два.

— Два — так два. В общем, пока есть возможность.

— Но он ведь не оставил бы меня в покое, вы сами это знаете. Он так вцеплся в меня…

— Наоборот. Я думаю, что он вас уже оставил…

«Вернее, предоставил Марку», — следовало бы добавить мне для большей точности. Но надо щадить даму, особенно если учесть, что нервы у нее далеко не железные.

— Что означает этот намек? Что вы имеете в виду? — с тревогой спрашивает Линда.

— Он сумел найти подругу в его вкусе. Ту, новенькую, Хильду.

— Завтра же пойду искать работу… Подальше от «Евы», — заявляет несколько успокоенная моим сообщением мисс Грей.

— Вот так бы и давно, — говорю я. Какой смысл ее тревожить? Одна спокойная ночь тоже кое-что стоит. Правда, ночи этой, можно сказать, грош цена, потому что она уже прошла.

Просыпаемся, как обычно, после обеда. Линда идет на кухню приготовить завтрак, а я отдергиваю занавески, чтобы посмотреть, какая погода, идет дождь или нет. Как и следовало ожидать, идет дождь. Мрачно и неприветливо. Вид мокрой улицы нагоняет на меня тоску, а я перевожу глаза на светлые стены комнаты. И вдруг на фоне этих светлых стен ясно вижу черный мужской силуэт.

Марк проник в квартиру каким-то таинственным образом совершенно бесшумно. Наверное, так же бесшумно и таинственно в дом входит смерть. Встав своими грязными ботинками на белоснежную шкуру у двери, он стоит неподвижно в мокром черном плаще и черной шляпе, с полей которой стекает вода. Мрачную картину дополняет черный пистолет, на дуло которого надет заглушитель.

— Где она? — спрашивает Марк осипшим глухим голосом, который я слышу впервые.

— Полегче, Марк, — осаживаю я его, — разбудишь соседей.

— Где она? — повторяет черный человек.

И тут, словно в ответ на его вопрос, из кухни выходит Линда и застывает на месте.

— Я не согласен, чтобы ты делал свое черное дело при мне, — говорю я. — Это не для моих нервов.

— Раз так — испаряйтесь, — цедит сквозь зубы незваный гость. — Вы мне без надобности. Мне нужна она.

Я направляюсь к двери, делая вид, что не замечаю взгляда Линды, взгляда, в котором мольбу сменяет презрение.

Поравнявшись с черным человеком, я бросаюсь на него и со страшной силой заворачиваю правую руку убийцы за спину. Отчаянный хруст суставов. Правя рука роняет пистолет и бессильно повисает. Лицо Марка белеет от боли, но он не издает ни звука: чрезвычайный полномочный посол явно считает, что кричать ему не к лицу. Освободив одну из рук, я наношу ему удар в солнечное сплетение, от которого он отлетает в другой угол комнаты.

Тем самым я рассеиваю один из мифов. Страшилище оказывается хрупким, как фарфоровя безделушка. Просто никто не догадался или не сумел приблизиться к нему на дистанцию кулачного удара. Секрет его могущества — в черном пистолете.

— Не стойте, как лунатичка, — ворчу я на даму, — принесите перевязочный материал.

Линда бежит на кухню и возвращается с бельевой веревкой.

— Ох, Питер, — виновато лепечет она, — а ведь я-то думала, что вы последний подлец.

— Не стоит ворошить прошлое, — советую я ей, — снимите-ка лучше покрывало вон с того кресла.

Я усаживаю Марка в вышеупомянутое кресло. Несмотря на хрупкость, он делает попытки вырваться, и я вынужден двинуть его кулаком по голове, чтобы он не трепыхался, пока я не прикручу его веревкой к креслу и не заткну рот платком. Запеленав его так, чтобы он не мог вытащить кляп, я говорю Линде:

— Вы, кажется, совсем забыли о завтраке…

— О Питер, — произносит она своим мягким голосом, — я все еще не могу поверить, что вы спасли меня от смерти. Господи, ну как я могла подумать, что вы подлец.

— Хуже Дрейка?

— Дрейк не подлец, — возражает Линда. — Дрейк — чудовище.

Сам того не желая, я напоминаю ей о старом греховоднике, и нет ничего удивительного, что она спрашивает: