— Это идея, — соглашаюсь я, — но, насколько я могу судить по некоторым поверхностным впечатлениям, формы мисс Грей несколько более округлены, чем это допускают требования современного вкуса… к тому же она очень флегматична…
— Лгунишка! — добродушно грозит мне пальцем рыжий; его уголек в данный момент не только раскален до предела, но, как это ни странно, покрыт капельками пота. — Каждое ваше слово — чистая ложь… Поверхностные впечатления… флегматична… и что там еще?.. Не соответствует современному вкусу… Неужели мы с вами, Питер, не современные люди?
В любое другое время обстоятельство, что он ставит меня на одну доску с собой, вероятно, повысило бы мое самочувствие, но в данной ситуации оно внушает известные опасения. Тут Дрейк умолкает, потому что оркестр снова грохочет, оповещая появление самки в золотом платье. Но вот и это раздевание позади, и когда наконец самка удаляется уже без всяких признаков одежды, шеф бормочет:
— Грустный номер… Особенно в конце я чуть не расплакался… — И, беря в руки почти пустой стакан, он поясняет:
— Она мне напомнила Бренду…
Он делает предостерегающий жест, хотя я вовсе не намереваюсь перебивать его.
— Молчите, Питер… Мне очень хорошо известна ваша точка зрения. Не стоит труда убеждать меня, что мы поспешили с Брендой, точно так же, как и с Ларкиным. Я не могу не торопиться, мой друг. Потому что торопится… сама жизнь… И еще потому, что, если я буду медлить, все полетит к черту… Неужели вы думаете, что мне легко? Неужели вы не видите, что у меня сердце обливается кровью, когда я смотрю этот номер со стриптизом, который моя Бренда исполняла не в пример лучше? Моя Бренда… Моя… и еще многих других…
Он мрачно наливает себе новую лошадиную дозу, если можно допустить, что лошади пьют виски, введенные в заблуждение тем обстоятельством, что одна из разновидностей этого напитка называется «Белая лошадь».
В этот миг конферансье, одетый в темно-синий смокинг, чтобы его не путали с кельнерами, торжественно объявляет:
— Мисс Линда Грей!
Мисс Линда, как всегда, царственна, как всегда, держится с большим достоинством, но, то ли потому, что я еще нахожусь под впечатлением нашего разговора в кондитерской, то ли по какой-нибудь другой причине, эта ее царственность мне кажется несколько наигранной. Певица медленно выходит на круг дансинга, снимает микрофон со стойки и обводит взглядом ближайшие столики. На этот раз взгляд ее останавливается на существе мужского пола, настолько тщедушном и усохшем, что кажется, будто его только что вынули из гербария.
Короче говоря, мисс Линда приближается к хилому юноше и начинает петь своим теплым мелодичным голосом:
Не говори, я знаю: жизнь течет.
Ночь умирает, новый день наступит,
Будильник зазвонит, метро пойдет,
И грохот будней город потрясет,
Но нас с тобой, быть может, уж не будет.
— Чего это она привязалась к этому недоноску, — недовольно ворчит Дрейк, — а на нас никакого внимания.
Но тут же умолкает, потому что мисс Грей оставляет жалкого юношу и делает несколько шагов к центру дансинга. Звучит припев:
Не говори: увидимся мы завтра.
Не говори: с тобой я буду завтра,
И завтра поцелую я тебя.
Быть может, это завтра, завтра, завтра
Наступит без меня и без тебя.
— В сущности, Питер, она поет для вас, — констатирует Дрейк, когда Линда исчерпывает свой репертуар. — И не смотрит в нашу сторону только потому, что не хочет меня дразнить.
— Неужели это может вывести вас из равновесия? — удивляюсь я.
— Представьте себе.
— Но насколько я помню, именно вы настаивали на том, чтобы между мной и мисс Грей установились дружеские отношения.
— Эти вещи, Питер, давно уже устарели. После нашего разговора на эту тему много воды утекло и многое изменилось. Старина Дрейк превратился в несчастного вдовца.
— В несчастного вдовца? Но, если не ошибаюсь, вы же сами говорили, что в вашем возрасте женщина…
— Женщина — возможно, — перебивает меня шеф. — Женщина — да. А кошка, Питер? Что вы скажете о кошке? По-вашему, прилично оставаться без кошки, когда все вокруг обзавелись кошками?
— Купите настоящую, — предлагаю я, — дешевле обойдется.
— Ну и что, если дешевле! — возражает Дрейк, явно недовольный моим замечанием. — У меня хватает денег, мне ни к чему подыскивать товар подешевле. К тому же, Питер, с настоящей кошкой не поболтаешь. А человеку иногда нужно с кем-нибудь поболтать. И какой смысл садиться с ней в «ягуар» и приезжать сюда, в «Еву» — ни выпить виски… ни посмотреть, как она раздевается. Настоящая кошка, по-настоящему раздетая… Представьте себе картинку? Ведь она так и просится на витрину мясной лавки!
— М-да, — я сочувственно вздыхаю. — В самом деле, такие сложные проблемы нелегко решить.
Он берет с подноса сигару, которые предусмотрительно принес догадливый кельнер, и перед тем, как распечатать ее, замечает:
— Проблемы эти, дружище, вовсе не трудные. Труден объект. Потому что, как вы, вероятно, догадываетесь, речь идет о мисс Грей.
Неожиданно резким жестом сорвав целлофан с сигары, он добавляет:
— Упрямая женщина!
После того как он закурил, его мысли приняли более философское направление:
— Вообще-то говоря, это неплохо. Старая история, Питер. Когда что-нибудь ускользет от тебя, не дается в руки, оно становится более желанным. И потом, я люблю упрямых. Именно поэтому я люблю вас. В первый раз я приказал задать вам взбучку для пробы. Во второй раз сделал это уже из любви. Не то я бы послал вас к Марку. А у Марка не больно посвоевольничаешь. К упрямым людям у меня просто слабость, чего нельзя сказать о разных там Стентонах, хотя без них не обойдешься. Это вовсе не означает, что я рекомендую вам и в дальнейшем поступать мне наперекор. Симпатии — это одно, а дисциплина — другое, я человек долга и уважаю порядок.