Дрейк отпивает глоток виски, не потрудившись бросить в него лед, затем опять усаживается в кресло напротив и принимается за любимое занятие: любовно развернув сигару, он старательно обрезает ее. Покончив с этим, он погружается в раздумья и облака дыма.
— Ах, это вы, Ларкин! — радушно восклицает Дрейк, когда спустя четверть часа американец входит к нему в кабинет. — Прошу прощения, что разрешил себе вторично обеспокоить вас, но совсем недавно выяснились новые подробности, нужно кое-что уточнить. Что же вы стоите? Присаживайтесь.
Ларкин садится на диван, на котором не так давно располагалась грациозная Бренда, где ему знать, что занимать место человека, переселившегося в мир иной, не рекомендуется. Садится и застывает в привычной позе с неподвижным выражением смуглого худощавого лица. Долго ждать не приходится, шеф склоняется к письменному столу и включает запись.
Приятно иметь дело с профессионалом. В течение всего времени прослушивания магнитофонной записи его разговора с Мортоном выражение лица Ларкина остается абсолютно неподвижным, и только по чрезмерной напряженности взгляда можно догадаться о том, что он сосредоточенно думает над тем, как выйти сухим из воды, как более приемлемо истолковать смысл воспроизводимых фраз.
— Ну что, придумали свою версию? — добродушно спрашивает рыжий после того, как раздалось ровное шипение, означающее конец прослушивания.
— Мне незачем придумывать, — отвечает Ларкин, переводя свой тяжелый взгляд на Дрейка.
— Этого требует материал, который вы только что прослушали, — все тем же добродушным тоном говорит шеф. — Или, может, вы станете отрицать его подлинность?
— Представьте себе, нет, — сухо произносит американец. — Мне ни к чему сочинять небылицы, поскольку правда всецело на моей стороне.
— Я не сомневаюсь, — кивает рыжий. — Вам известно о моем безграничном доверии к вам. Но я не откажусь выслушать ваше объяснение, хотя бы просто так, из чисто формальных соображений.
— На меня оказал натиск Мортон, — спокойно говорит Ларкин. — И если я до сих пор не обмолвился об этом, то лишь потому, что не считал нужным беспокоить вас попусту.
— А кто такой этот Мортон? — спрашивает Дрейк для виду.
— Мне кажется, совершенно ясно, кто он такой, — сотрудник «Интерпола». Я был знаком с ним еще в Нью-Йорке. Из-за одного нелепого совпадения он напал на мой след здесь, в Лондоне. Установил за мной слежку и на основании своих источников информации, о которых я сейчас не могу дать вам более подробных сведений (здесь Ларкин не забывает бросить подозрительный взгляд в мою сторону), выяснил, чем я занимаюсь в данный момент. Он буквально прижал меня к стенке.
Объяснение выглядит непривычно длинным для такого молчаливого человека, как Ларкин, но американец прекрасно понимает, что молчание тут не поможет.
— А что, в сущности, нужно от вас этому Мортону? — все так же формально интересуется шеф.
— Вы же слышали: он хочет перехватить большую партию наркотиков, чтобы блеснуть. Разве вы не знаете этих господ! Они готовы на все ради высоких постов и больших пенсий.
— Да, конечно, у каждого свои заботы, — соглашается Дрейк.
А потом поворачивается ко мне:
— Вот видите, Питер! Я же вам говорил, как вредно идти на поводу у собственной подозрительности. Ларкин вовсе не ведет двойной игры, как вы предполагаете.
— В сущности, я был вынужден вести двойную игру, — спокойно возражает американец. — Только она касается не вас, а Мортона. Я всячески дезинформировал его, я водил его за нос, чтобы выиграть время. Ждал, пока мы проведем две-три крупные операции и сорвем порядочный куш, а потом, если бы «Интерпол» стал проявлять нетерпение, поставил бы в известность о сложившемся положении вас, чтобы всем вовремя выйти из игры.
Ларкин умолкает, потом опять меряет меня подозрительным взглядом и продолжает:
— Однако среди нас есть еще один человек, который ведет двойную игру. Я не хочу проявлять чрезмерную мнительность, но это подтверждается информацией, которой располагает Мортон. И этот двурушник — он находится здесь, среди нас — ведет двойную игру против нас с вами.
— Логично, — признает рыжий.
Он устремляет задумчивый взгляд к потолку и, выпустив в направлении хрустальной люстры струю дыма, спрашивает у Ларкина:
— А почему вы думаете, что мы имеем дело с «Интерполом», а скажем, не с ЦРУ?
— Ну, какой интерес ЦРУ заниматься подобными аферами?
— Вот и я спрашиваю, какой интерес?
Ларкин, видимо считает, что этот вопрос к нему не относится, он и не думает на него отвечать.
— Мне кажется, — говорит он, — что сейчас гораздо важнее установить, от кого Мортон получает сведения.
— Да, в самом деле, — спохватывается Дрейк. — А что вы думаете по этому вопросу?
— Полагаю, что не так уж трудно добраться до истины.
— Каким образом?
— Естественно, методом исключения, единственно возможным в сложившейся ситуации. Насколько я знаю, об операции известно только троим… Или, может, я ошибаюсь?
— Нет, нет, вы не ошиблись, — говорит Дрейк. — Только нас трое, и больше ни один человек.
— Полагаю, что лично вы вне подозрений…
— Благодарю за доверие.
— Я тоже вне подозрений, причем это довольно просто доказать: вы знаете, какая сумма полагается мне в случае успеха операции. Неужели же я похож на идиота, способного лишиться таких огромных денег ради интересов «Интерпола»?
— Следовательно? — позволяет себе задать вопрос шеф.
— Следовательно… — Ларкин пожимает плечами, мол, он не намерен отвечать на дурацкие вопросы.