Умирать — в крайнем случае - Страница 61

— Не беспокойтесь, никаких историй не предвидится.

Таксист выполняет мои указания и останавливается на углу Клиффорд-стрит, а я выхожу и устанавливаю наблюдение за подъездом «Белого слона».

Спустя несколько минут Ларкин выходит из ресторана в сопровождении мужчины чуть повыше и намного полнее, чем он сам. Они направляются в мою сторону, и я уже почти пожалел, что зря нанял такси, когда они вдруг сходят с тротуара и подходят к черному «плимуту», стоящему напротив. Я быстро возвращаюсь в такси и приказываю шоферу:

— Поезжайте, пожалуйста, за тем черным «плимутом». Только не висите у него на хвосте.

— Я и не собирался висеть, — ворчит парень. — А вы не старайтесь втянуть меня в историю. Сами видите, передатчик у меня в исправности.

Машина в самом деле оборудована аппаратурой, с помощью которой шофер имеет возможность поддерживать радиосвязь с диспетчерской. Наверное, только благодаря этому обстоятельству шофер согласился на такую не совсем обычную поездку.

Наблюдение проходит без всяких осложнений, мы находимся на совершенно безопасном расстоянии от «плимута», который въезжает на широкую Оксфорд-стрит, сворачивает налево, проезжает мимо Марбл-Арч, едет вдоль Гайд-парка, затем сворачивает направо в Гайд-парк-стрит и останавливается в небольшой улочке. Мы, разумеется, сворачиваем за ним с неизбежным опозданием. Но это к лучшему, поскольку Ларкин и Мортон уже вышли из машины, следовательно, нет никакой опасности, что они нас обнаружат. Я освобождаю такси на следующем углу, не забыв вознаградить таксиста щедрыми чаевыми за то, что он подверг себя смертельному риску оказаться замешанным в сомнительную историю, и пешком возвращаюсь к «плимуту».

Расположенные в переулке дома абсолютно одинаковы с вида — явление, вполне обычное для Лондона, где многоэтажные здания часто принадлежат собственникам, деды и прадеды которых строили их серийно, дабы не напрягать своего воображения. Совершенно одинаковые трехэтажные постройки, с одинаковыми потемневшими от времени и дыма кирпичными фасадами и такими же одинаковыми высокими скучными окнами, деревянные рамы которых аккуратно выкрашены белой краской. Одним словом, редкая монотонность, просто диву даешься, как их обитатели различают свой дом от домов, стоящих напротив или рядом.

Неизбежным и неизменным приложением ко всякой постройке является так называемый «английский двор». Правильнее было бы назвать его английской ямой, поскольку этот пресловутый двор представляет собой площадку в несколько квадратных метров, опущенную примерно на рост человека ниже тротуара и заботливо обнесенную железной решеткой. Через двор можно попасть в кухню. Так или иначе, при каждом доме с обеих сторон подъезда имеется подобный микроскопический дворик, что в настоящую минуту кажется мне весьма практичным не только с чисто хозяйственной, но и с моей точки зрения.

Одинаковые здания и то обстоятельство, что мне не удалось заметить, в каком из всех этих одинаковых домов исчезли интересующие меня лица, не мешает мне довольно быстро обнаружить их местонахождение. На окнах домов, расположенных в непосредственной близости к «плимуту», занавеси раздвинуты, что дает возможность без труда обозреть их интерьер. И только в одном доме, возле которого стоит черная машина марки «плимут», окна первого этажа закрыты плотными шторами, сквозь узкие щелочки пробивается яркий свет.

К моему сожалению, улица хорошо освещена, и это не позволяет мне встать у самого входа и включить приемник. На выручку мне приходит английский двор. Установив, что поблизости никого нет, я с помощью самой банальной отмычки открываю железную калитку, закрываю ее за собой, спускаюсь по ступенькам на дно двора и прячусь в тени, стараясь держаться поближе к лестнице на тот случай, если кому-нибудь вдруг вздумается выйти из кухни.

По голосам, доносящимся из приемника, я убеждаюсь, что разговор уже начался. В условиях такой первобытной слежки нельзя рассчитывать на исчерпываемость, приходится довольствоваться фрагментами:

— Нет, Ларкин, вы не правы, — слышу я трубный бас Мортона, — дело не в том, чтобы формально выполнить задание, а в том, чтобы добиться при этом максимального успеха.

— Три килограмма героина тоже не малый успех, — сухо замечает Ларкин.

— Бесспорно. Особенно если при существующих рыночных ценах рассчитываешь положить себе в карман солидную сумму.

— Нет, три килограмма героина — немалый успех! — стоит на своем Ларкин.

— Ваши три килограмма — это мелочь, мой дорогой, — рокочет Мортон. — И мы потратили столько месяцев на ожидание вовсе не ради такой безделицы.

— А где гарантия, что мы дождемся улова покрупнее? Старый мошенник Дрейк колебался даже тогда, когда решался вопрос о трех килограммах. Я же вам говорил, он придерживается того принципа, что следует переправлять груз по одному килограмму.

— Этот старый мошенник просто старый дурак, — заявляет Мортон. — Достаточно при нем вслух заняться подсчетами и сказать, какую фантастичную сумму он может положить в свой карман, как он тут же закажет десять килограммов. А тогда…

— Вы недооцениваете старика, Мортон, — возражает Ларкин. — Он, конечно, подлец и мошенник высшей пробы, это так. Но он отнюдь не дурак. И я очень опасаюсь, что он в любой момент может вернуться к своему первоначальному проекту: больше рейсов и меньше груза во избежание риска.

— Но при этом риск не уменьшится, а возрастет.

— Объясните это ему, а не мне. Что вы от него хотите? Это же вам не шеф американской мафии, а всего лишь мелкий гангстер Сохо.