Она заметила мой взгляд и машинально одернула юбку, словно предупреждая, чтобы я не совался куда не следует. Этот столь старомодный в наше время жест прямо тронул меня, напомнив годы юности, когда такой жест все еще был обычным рефлексом защиты или вызова.
Не считая упомянутого движения и двух-трех беглых взглядов, мисс Грей ничем не обнаруживает, что замечает мое присутствие; все ее внимание обращено на Дрейка, но, целиком отданное Дрейку, это всего лишь холодное внимание.
Не впадая в бульварный тон, должен заметить, что и во всем остальном мисс Линда Грей очень даже ничего, как говорится, все при ней, — по крайней мере, на мой элементарный вкус, — женственность форм выразительно подчеркивает летний сиреневый костюм. Словом, с чисто внешней точки зрения мисс Линда Грей вполне заслуживает положительной оценки, и я мог бы сказать ей об этом — теперь же или позднее, — но так и не собрался ни тогда, ни позднее, потому что когда у женщины столь высокое мнение о себе, она наверняка не нуждается в комплиментах для поддержания бодрости духа.
Итак, мы с мисс Грей, покинув контору Дрейка — тот самый дом, откуда не так давно вытолкали Борислава, — шагаем по Дрейк-стрит к широкой улице, в широкий мир. Линда молчит. Ее быстрая походка и весь вид красноречиво говорят, что у нее нет времени на бесцельные прогулки и лишние разговоры. Мне тоже не до разговоров, и чтобы это показать, я отстаю от нее на полметра.
— Идите рядом, — негромко говорит она, когда мы сворачиваем на широкую оживленную улицу.
— Не волнуйтесь, я не убегу, — отвечаю я, не давая себе труда прибавить шагу.
Но мисс Грей все же волнуется. И поскольку я не прибавляю шагу, она замедляет ход. Впрочем она, кажется, заранее решила, что наш маршрут кончается на следующем перекрестке.
— Это придворный поставщик подчиненных Дрейка. — Она пренебрежительно указывает рукой в сиреневой перчатке на магазин по ту сторону улицы.
Широкая витрина до отказа набита мужской конфекцией. Можно подумать, что хозяин магазина задался самолюбивой целью собрать под его крышей всю безвкусицу Лондона.
— Боюсь, что моим поставщиком ему не быть, — отзываюсь я. — Такого разгула красок я не заслуживаю.
— По вашей физиономии этого не скажешь, — холодно замечает она. — Чего же вы, в сущности, хотите?
— Ничего особенного. Мне нужна пара приличных костюмов. Если вы, конечно, знаете, что это означает.
Не реагируя на ехидство, Линда делает поворот кругом. Я молча следую за ней.
На этот раз маршрут оказывается куда длиннее и приводит нас в большой универмаг на Риджент-стрит. Мы поднимаемся в мужской отдел, где я выбираю два серых костюма разных тонов, пять рубашек, галстуки и белье. Мисс Грей с явным нетерпением ждет, когда я кончу покупки, что не мешает ей с любопытством посматривать, что именно я беру. Расплатившись из суммы, выданной мне шефом, я беру картонные коробки и объемистые пакеты.
— Пожалуй, не мешало бы взять чемодан.
— Только для того, чтобы отнести вещи в гостиницу, вы собираетесь покупать чемодан? — холодно интересуется моя дама.
— Чемодан всегда может пригодиться, — заявляю я.
— Да, если человек куда-то ездит. А у вас такая возможность вряд ли будет.
Я пропускаю мимо ушей многозначительную реплику и отправляюсь на верхний этаж, где, если верить указателю, находится отдел дорожных принадлежностей. Линда со скучающим видом следует за мной, воздерживаясь от замечаний.
Она молчит всю обратную дорогу, и только на нашей родной Дрейк-стрит заявляет:
— Здесь я вас покину.
— Не стану вас удерживать, — отвечаю я таким тоном, будто это зависит от меня.
И мы расстаемся с вполне взаимной неприязнью.
— Мистер Питер? — услужливо спрашивает женщина в окошке администратора в «Аризоне». — Секретарь мистера Дрейка сказал, что вы будете жить у нас. Я вам дам номер двадцать второй, это и впрямь удобная комната.
Из ее слов мне становится ясно, что, во-первых, у шефа и без меня имеется секретарь, а во-вторых, что мое болгарское имя получило английскую транскрипцию. С этого дня вся Дрейк-стрит будет называть меня «мистер Питер».
Молодая женщина снимает ключ с доски и провожает меня в номер. Как и следовало ожидать, он находится на втором этаже и не представляет собой ничего особенного. Анонимная гостиничная комната со старомодной, сильно потертой мебелью, с видом на задымленные фасады Дрейк-стрит. Облик хозяйки как-то не вяжется ни с этим зданием, ни с этой улицей — не потому, что у нее массивная фигура без претензий на модную элегантность; но она излучает добродушие и очень услужлива — черты, не соответствующие здешнему образу жизни.
— Вы не могли бы послать кого-нибудь в аптеку? — говорю я, опуская чемодан в специальную стойку.
— А как же, мистер Питер! Я сама сбегаю, как только вернется мой брат. Вам и впрямь следует заняться своим лицом.
«Если бы только лицом!» — говорю я про себя и спохватываюсь: я забыл купить пижаму. Большой пропуск, если учесть, что в ближайшие дни я собираюсь главным образом валяться в постели.
— Кроме того, мне нужна пижама. Возьмите на размер больше, я не выношу тесных, как смирительные рубашки.
— Конечно, мистер Питер! Вы почти одного роста с моим братом.
— Я вам очень признателен, мисс… Извините, я не запомнил вашего имени…
Женщина смеется.
— Вы и не могли его запомнить, потому что я вам его не назвала. Здесь все называют меня Дорис.
— Я вам очень признателен, мисс Дорис, — говорю я, снимая с кровати плотное покрывало и устанавливая, что белье чистое.